Радуга — прекрасный пример субъективности нашего восприятия реальности.
Радуга вдохновляет творцов, с ней связаны мифы, верования и символы. Но в действительности цветов не существует. То, что мы воспринимаем как цвета радуги, на самом деле свет различных длин волн. Многие животные не различают цвета радуги, зато видят «цвета» других длин волн, которые не различают люди. То, что мы видим цвета радуги, по большому счету, дело случая. Могли бы разумные существа, подобно человеку, но с другим спектральным восприятием цветов открыть явление радуги? Возможно эти существа с помощью детекторов определили бы, что при некоторых условиях (дисперсия при преломлении света), эти детекторы фиксируют свет с плавно меняющейся длиной волны. А может и не определили бы, если бы не поставили эти детекторы в нужное время в нужном месте.
И как все-таки наш великий поэт тонко отметил суть научного творчества:

О сколько нам открытий чудных

Готовит просвещенья дух

И опыт, сын ошибок трудных,

И гений, парадоксов друг,

И случай, Бог изобретатель.

Гений Ньютона смог доказать, что при дисперсии белый свет разлагается на непрерывный спектр лучей цветов радуги. Но и без случая не обошлось. Ведь способностью видеть радугу обладают не все живые существа. Но тогда вопрос: а что скрыто от человеческого восприятия и какую картину мира мы могли бы наблюдать, обладая более развитой системой восприятия?
Вывод: Наше восприятие очень субъективно. Но расширить это восприятие можно только осознав эту субъективность через рефлексию.

К тезису, что интеллектуальные способности человека делятся на две независимые части: способность к формально-логическому мышлению и способность к рефлексии (что такое рефлексия?), и что высокое развитие одной части, не означает такое же развитие другой, на ум приходит пример Каспарова. Пожалуй, самый гениальный шахматист всех времен. Но его жизнь вне шахматной доски — часто пример, как не надо. Его борьба против шахматной федерации привела не только к ликвидации федерации, но и к ликвидации системы проведения чемпионатов мира, и в конечном счете, к падению интереса к шахматам в мире. Оппозиционная политическая деятельность Каспарова тоже вызывает вопросы. Призывы вырезать Путина, как раковую опухоль, кажутся, по меньшей мере неумными. Если его коллеги по оппозиции просто стебаются, то этот честно верит, в то, что делает. Шахматы, несмотря на обдумывание ходов противника, это чистая логика, а не рефлексия. Поэтому становиться на точку зрения другого, и тем более, разделять эту точку зрения шахматы не учат.

Другой пример рефлексивных провалов в заметке о Лютере.

Как и многие выдающиеся математики, Анри Пуанкаре был также философом-мыслителем. Изданный в 1983г. сборник Анри Пуанкаре «О науке» раскрывает некоторые аспекты мыслительного процесса ученого. Пуанкаре задается вопросом: Если математика сводится только к формальной логике, то откуда появляется новое знание, и как математика не сводится к тавтологии и замаскированному способу говорить, что А=А. Ответ, который дает Пуанкаре на данный вопрос, заключается в том, что математика не сводится к логике, и математик явно или неявно использует интуицию в своих доказательствах. Говоря о роли интуиции, Пуанкаре действительно знал о чем говорил. В сборнике «О науке» Пуанкаре приводит несколько примеров интуиции или озарения, когда после неудачных попыток решить какую-то проблему, она вдруг решалась при совершенно неожиданных обстоятельствах. Так, одно из открытий было сделано, когда Пуанкаре заносил ногу на ступеньку омнибуса. Но является ли интуиция тем свойством, которое слабо поддается управлению интеллектом? По-видимому, интуиция, в каком смысле ее понимал Пуанкаре, связана с рефлексией (что такое рефлексия см.). Т.е. для совершения озарения, необходимо выйти за пределы обычного восприятия проблемы, поменять точку зрения или «системное представление». Примеры?

Иррациональные числа. Это числа, которые нельзя представить в виде дроби натуральных чисел. Доказательство существования иррациональных чисел связывают с именем пифагорейца Гиппаса. Однако элегантное доказательство (от противного) вызвало резкий негатив у Пифагора, по доктрине которого только к натуральным числами и их дробям сводятся все сущности вселенной. Согласно легенде за свое открытие Гиппас поплатился жизнью. Пифагорейцы выбросил его с корабля в море. С их картиной мира доказательство коллеги резко не стыковалось. Поэтому появление иррациональных чисел связано не с формальным доказательством их существования, а со сменой точки зрения. От: числа — это инструмент для счета, до: числа — это точки на прямой.

Законы Ньютона. Согласно нашему повседневному опыту причиной движения тел являются действующие на эти тела силы. Чем сильнее это действие, тем выше скорость движения. Смысл даже не в том, что F=ma. Сущность второго закона Ньютона в том, что характеристикой движения является не скорость, а некая абстрактная величина  — ускорение, которое не является чувственно-воспринимаемым понятием. Чтобы описать реальность (координаты и скорость), пришлось вводить некоторые абстракции (силу и ускорение), которых не было в этой реальности. А скорость как оказалось, вообще не причем. И состояние системы не зависит от того покоится ли система, или движется равномерно с какой-то скоростью. Это последнее утверждение называется принципом относительности Галилея и справедливо для механики. На все физические законы его, кстати, распространил Пуанкаре, который не признавал заслуг Эйнштейна в создании теории относительности.

Термодинамика представляет хороший пример, как зашоренность и действие по аналогии не приводят к положительному результату. К XIX веку успехи классической механики были настолько впечатляющими, что казалось любую научную задачу можно свести к составлению уравнений на основании законов Ньютона и решению этих уравнений. Но применяя данную схему к системам, где число частиц велико, например к газам, можно получить нерешаемую задачу из-за огромного количества уравнений. В результате возникло два подхода. Первый говорил: Зачем нам знать все параметры частиц в системе, если можно изучать зависимость между конкретными макро-параметрами (Давление, объем, температура) по крайней мере, эмпирически. Например, уравнение Клайперона-Менделеева PV=RT, результат как раз такого подхода. Второй подход говорил: Зачем нам знать все параметры частиц в системе, если можно описывать эти частицы в рамках теории вероятности. Данный подход положил начало новому направлению — статистической физике.

Данные примеры показывают, что выдающиеся открытия совершаются не столько благодаря формальной логике, сколько благодаря способности уйти от сложившихся стереотипов и сформировать новую точку зрения. Рефлексия, конечно, не гарантирует результата в поиске открытий, но является тем элементом, без которого подобные открытия невозможны.

Кажется, что интеллектуальные способности человека делятся на две независимые части: способность к формально-логическому мышлению и способность к рефлексии. Высокое развитие одной части, не означает такое же развитие другой.

Наткнулся в «Эксперте» на интервью с Юлией Кристевой. Понятие рефлексии у разных авторов называется по-разному, но рефлексивная логика очевидна (узнать что такое рефлексия).

http://expert.ru/russian_reporter/2011/05/7-voprosov-yulii-kristevoj-filosofu/?1

Юлия Кристева — крупнейший философ и психоаналитик, писатель и культовая фигура, ученица Ролана Барта и один из лидеров французских интеллектуалов. Наш корреспондент встретился с ней после ее лекции в МГУ

1. Кем вы себя ощущаете?

Я интеллектуальная космополитка: выросла в Болгарии, живу во Франции, у меня европейское гражданство. Я везде немного иностранка, и в этом есть преимущество — у эмигрантов нет четкой идентичности, застывшего представления о том, кто я, и это дает свободу творить себя, придумывать свою жизнь, рождаться заново. — О связи мультикультурализм и инноваций см. заметку 

2. Что такое свобода?

Это обновление, постоянный бунт, осознанная возможность каждый раз начинать все заново. Сегодня свободу подменяют словом «выбор», вы как бы приходите в супермаркет, где на полках множество товаров, и выбираете: допустим, женщина говорит: «Я ношу хиджаб, это мой выбор» или, наоборот: «Я решила быть проституткой». Свобода рождается в борьбе с обезличивающим влиянием глобализации, рынка и техник, а с другой стороны, в борьбе с властью национальных сообществ, авторитарных и фундаменталистских. Это определение свободы через рефлексию. — Совершая акты осознания, субъект понимает, что все его проблемы не в реальности, а в его отношении к этой реальности. Так возникает новый взгляд на реальность и «осознанная возможность каждый раз начинать все заново».

3. Вы с ностальгией относитесь к бунтующим шестидесятым?

Слишком легко говорят о том, что опыты шестидесятых были иллюзиями, к тому же вскормленными идеями коммунизма, который тогда виделся прометеевской утопией, а оказался тоталитарным тупиком. Мы осознали, что необходимо выйти из любых претендующих на всеведение и спасение человечества идеологий. Но я хочу указать на необходимость бунта, который только и делает возможной алхимию человеческой души, без которой мы — автоматы. Бунт оживляет застывшие смыслы. Я говорю не о политических революциях, а о внутренней жизни, ведь подлинная жизнь субъекта — это всегда постановка под вопрос привычных ценностей. Язык настоящей поэзии, литературы и искусства — это постоянный бунт, жизнь на границе своего удовольствия и смерти, преодоление пределов того, что считается человеческим. — Бунт — это рефлексия, которая каждый раз формирует новый взгляд и разрушает стереотипы.

4. Каково место интеллектуалов в современном обществе?

Их роль — все ставить под вопрос. Когда-то мы с Роланом Бартом, Клодом Леви-Строссом и другими создателями «французских теорий» начинали с демонтажа традиционных представлений о субъекте. Исследуя мифы первобытных народов или современные медиамифы, поэзию, безумие, тюрьмы, власть, везде мы показывали, как субъект конструирует сам себя. Это выглядело как развенчание, деконструкция, сбрасывание священных покровов с приключения человеческой жизни. Но мы стремились не обес­ценить человеческое существование, а восстановить его ценность. Ведь субъект остается живым, только ставя себя под вопрос. Защита и прославление субъективности представляется мне противоядием против глобализации рынков и образов. — Ставить под вопрос — это совершать акты рефлексии. Субъективность = рефлексия.

5. В чем для вас привлекательность психоанализа?

Психоанализ — это тоже бунт, попытка вернуться в прошлое, чтобы изменить судьбу и родиться заново. Это риск, авантюра, которую проводишь на границах самого себя. Без психоаналитического расщепления субъекта на сознательные и бессознательные инстанции у нас не было бы средств для самоосмысления. — Смысл психоанализа не в исследовании комплексов, а в рефлексии.

6. Куда идет Европа?

Европейские народы, подобно пациенту психоаналитика, мечутся между национальной депрессией и маниакальными вспышками национализма. Чтобы сблизиться, нам нужно стать чужаками для своих национальных общин, иностранцами для самих себя. Нация может стать чем-то большим, частью Европы как единого проекта, если сможет понять себя как федерацию уважающих друг друга чуждостей. Великая французская культура в наибольшей степени является французской культурой, когда ставит себя под вопрос и смеется над собой, ведь в смехе жизнь, как и в связи с другими. — Видимо, есть два способа функционирования многонациональных обществ. Первый,- это путь устранения национальных особенностей, «национальная депрессия». Второй путь —  сохранение индивидуальностей и «федерация уважающих друг друга чуждостей». Это формирование нового «системного представления», объединяющего «системные представления» отдельных культур. Это требует другой рефлексии. Но это стоит того, ведь только рефлексирующий субъект способен «смеяться над собой».

7. Вы феминистка?

Я несколько разочарована в феминизме, ведь свобода — это всегда одиночество и самостоятельность. Нельзя быть свободным и чувствовать себя частью стада. Феминистки хотят, чтобы женщины объединились, подобно тому, как марксисты хотели создать стадо из рабочих. Для меня важна особость и отдельность каждой личности, но это связующая чуждость, она дает возможность подлинных отношений между людьми. — Простой протест не создает добавленной ценности. Фотография несет туже самую информацию, что и ее пленка (негатив). Поэтому смена знака ничего не дает. Ценность создается, если формируется новое «системное представление».

В интервью: http://top.rbc.ru/viewpoint/19/08/2013/870736.shtml бывший председатель Правления ЦБ РФ, в частности, говорит: В российской ментальности поиск компромиссов не очень популярен. Все хотят быть «крутыми пацанами», которые стоят на своем и ни шагу назад, а если уступил — ты проиграл, потерял лицо. Это меня пугает: люди не умеют договариваться и политизируют события, которые, как мне кажется, никакой особой политической проблемой быть не должны.

Это определение второй этической системы по Лефевру. Интересно, читал ли Дубинин «Алгебру Совести»?

Возможно ли определить формулу добра и зла? В.Левефр в «Алгебре совести» предложил интересную модель. Следствием этой модели явилась важная и, скорее всего, правильная теория двух этических систем. Чтобы показать различия между двумя этическими системами, Лефевр приводит притчу о бумажных человечках.

Представим себе игрушечный замок, в котором живет бумажный человечек со своими друзьями. Внезапно, огнедышащий дракон «с человеческим лицом» появляется перед замком, грозя сжечь его вместе со всеми обитателями. Маленький бумажный человечек бесстрашно выходит из замка, протягивая дракону руку дружбы и пытаясь пробудить в нем человеческие чувства. Дракон изрыгает пламя, и человечек превращается в горстку пепла. После этого дракон теряет к замку интерес и уходит.

Вообразим себе теперь, что через некоторое время тот же дракон подходит к другому замку, где живет другой бумажный человечек со своими друзьями. Этот человечек ведет себя иначе. Он выходит из замка с крохотной шпагой в руке, готовый, несмотря на различие сил, к смертельной схватке. Дракон опять изрыгает пламя, маленький человечек гибнет в огне, после чего дракон уходит, не тронув замка. Каждый замок канонизирует своего героя.

Проходят столетия, жители замков обнаруживают существование друг друга и сразу же вступают в идеологическую конфронтацию. Жители первого замка считают своего человечка истинным героем, а другого — слабым, потому что у него не хватило мужества выйти к дракону без оружия. Жители второго замка считают героем именно своего человечка и полагают, что первый человечек побоялся взять в руки шпагу и заискивал перед драконом.