
В. Лефевр
Согласно «Алгебре Совести» два способа умножения булевой алгебры соответствуют двум системам этического сознания. Так, в первой этической системе (по мнению В. Лефевра – США) компромисс между добром и злом есть зло. Однако, «хороший» индивид стремится к компромиссу с другим индивидом. Во второй этической системе (СССР) компромисс между добром и злом есть добро. Однако, «хороший» индивид стремится к конфронтации с другим индивидом. В интервью В. Лефевра отмечается, как данная теория использовалась в антисоветской пропаганде.
«— Каким образом столь абстрактная теория, как «алгебра совести», могла стать руководством к политической практике американской администрации?
Когда в 1981 г. Рейган стал президентом, я очень боялся, что брежневцы допустят по старости какую-нибудь глупость и мир просто взорвется. То, что Рейган вполне рационален, тогда еще не было понятно. Как раз в это время я закончил большую работу о двух этических системах, ее приняли к публикации в Journal of Mathematical Psychology. Рукопись читали многие, и я обратил внимание, что воспринималась теория очень лично: люди пытались определить свою принадлежность к той или иной этической системе. И мне пришла в голову на первый взгляд бредовая идея: не сообщить ли жителям Советского Союза, что советская культура основана на второй этической системе? Не подтолкнет ли их это в сторону первой? Я связался с «Голосом Америки» и дал маленькое интервью. Был резонанс, мое имя стало известно в Госдепартаменте. Конечная цель состояла в том, чтобы вовлечь в это дело самого Рейгана. Обрати внимание, на этом этапе никакие американские «службы» задействованы не были: сплошной личный энтузиазм. Я понимал, что у меня появляется реальный шанс очень серьезно подорвать коммунистическую идеологию, изменив сам характер американской пропаганды — направив ее на моральный аспект коммунистической доктрины. При этом мне было ясно, что с коммунистической доктриной не следует бороться, ее нужно «вывести из моды», сделать смешной. Тогда ее просто скинут, как старый халат. Вместе с Людмилой Фостер мы сделали, по-моему, очень хорошую передачу, которая потом в течение трех лет транслировалась на Советский Союз. Английский ее вариант, как я и надеялся, произвел впечатление на помощника Рейгана. В конце 1982-го со мной захотел встретиться Джон Ленчовский, в то время еще совсем молодой человек, но уже советник Рейгана по национальной безопасности. Встреча произошла в кабинете тоже очень молодого Марка Палмера, который руководил в то время Европейским отделом Госдепартамента. Втроем мы детально обсудили совершенно новую идею о возможности мирной ликвидации коммунистической идеологии. Мой план приобретал реальные очертания. Я подготовил краткий меморандум о двух этических системах для экспертов Белого дома. Вскоре состоялось выступление Рейгана, где он назвал Советский Союз империей Зла. За эту фразу я ответственности не несу и даже не знаю, кто ее вставил в текст. Возможно, сам Рейган. Остальное было вполне в духе «Алгебры совести».
— Но как после такого выступления мог возникнуть реальный диалог между советским и американским правительствами?
— Это было самым трудным, потому что здесь различие этических систем проявлялось наиболее резко. Американский политик делал все от него зависящее, чтобы достичь компромисса, поскольку именно за это его ждали награды и продвижение по службе (первая этическая система). Советский же ответственный политический представитель как огня боялся, что результат его работы будет квалифицирован как компромисс: это означало полную его профессиональную непригодность (вторая этическая система). В 1985 г. меня пригласил в Белый дом специальный советник президента по стратегическим вопросам Джек Мэтлок и предложил мне, основываясь на «Алгебре совести», создать новую концепцию ведения переговоров с СССР. Через год я представил американскому правительству объемистый отчет: концепцию контролируемой конфронтации. Цель переговоров, организуемых на этих принципах, заключалась в выработке таких совместных действий и документов, которые американская сторона могла бы интерпретировать как компромисс, а советская — как конфронтацию. Важным элементом становились переговоры перед переговорами, где стороны должны были договариваться о публичном оформлении своих решений. Например, предусматривалась координация односторонних действий. Что это значит? В соответствии с моей доктриной, нужно было помочь советским лидерам обманывать вторую этическую систему. Советскому руководителю, поскольку он принадлежит второй этической системе, абсолютно невозможно подписать документ о компромиссе. Его собственная страна воспримет это как проявление слабости. Однако он вполне может провозгласить, например, одностороннюю акцию по разоружению. Это ведь не компромисс — лицо будет сохранено. Американское правительство получило мой отчет как раз когда готовилась встреча между Рейганом и Горбачевым в Рейкьявике. Мои рекомендации были в немалой степени использованы. Во-первых, прошли переговоры перед переговорами, на которых удалось определить уровень конфронтации, необходимый Горбачеву для поддержания образа генсека в рамках советской культуры. Во-вторых, Горбачев получил возможность накануне открытия переговоров выступить с односторонней инициативой по ослаблению международной напряженности. Как ты знаешь, переговоры в Рейкьявике стали, по существу, концом холодной войны. И я очень горд, что приложил к этому руку».
При всей спорности выводов этической рефлексивной модели к оценке «этичности» советского общества и роли автора модели в «прекращении холодной войны», необходимость учета рефлексии в политике представляется очевидной.